«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

поскольку покидаете мою гостиницу. Я вам с удовольствием дам, понятно за плату, пять бутылок коньяка и на всякий случай четверть спирта“. „Очень вам благодарны“… С тремя бутылками коньяка мы снова отправились на вокзал. Мастер и бывшие с ним двое рабочих немедленно взяли инструменты и отправились вместе с нами разыскивать подходящий вагон. Через четыре часа вагон был готов. Осталось найти технического надсмотрщика, который засвидетельствовал бы пригодность его для движения. Пришлось и ему дать немного спирта»[391].

Вот воспоминания Г.Н. Чемоданова (правда из периода Русско-японской войны 1904–1905 гг.) о влияния алкоголя на офицерский состав: «Командир полка Сычевский, впервые, может быть, наблюдая, так близко бой, не мог спокойно оставаться на месте… Имея в руках целый, не растрепанный хороший полк, ему так хотелось проверить и доказать правоту своих мнений, высказывавшихся им в горячих спорах в бытность его при штабах… Для Сычевского достаточно было этого толчка, это так совпадало с его желанием… Но рядом было „непосредственное начальство“, командир бригады генерал Путилов, – надо было иметь его санкцию. Быстро, нервно написана записка Путилову с изложением положения и с просьбой разрешить атаку… Посланный ординарец через час привез лаконический ответ: „Атаку не разрешаю“… „Где генерал?“ – раздраженно спросил ординарца Сычевский, видимо, желая сейчас же ехать для личных объяснений. „Они отсюда версты за четыре в тылу, за маленькой сопочкой расположились“. „Что он там делает?“ – тем же тоном спросил Сычевский. „Ничего не делают, ваше высокоблагородие, – доложил ординарец. – Отдыхать собираются, а сейчас выпивают“, – улыбнулся он в усы. Сычевского передернуло. Через полчаса, подстрекаемый тем же Коченгиным, он послал Путилову записку: „В 11 часов ночи полк атакует западную сопку. Жду ваших указаний“, и одновременно обратился к командиру 2-го полка бригады с просьбой о поддержке атаки. Ответ от Путилова привел всех в недоумение. Очевидно, пьяный генерал на записке Сычевского написал совершенно бессмысленную фразу: „Направление на Луну“»[392].

А вот другой пример того же автора, но уже из периода Первой мировой войны: кто-то из офицеров в пьяной компании дерзко отозвался о Николае II: «"Не позволю в своем присутствии говорить так о помазаннике божьем“, – ударив по столу кулаком, вскочил пьяный Алексеев, вызывающе оглядывая присутствовавших. Дело происходило в клубе-блиндаже, куда тоска и одиночество меня затащили. До пьяного слуха этого заурядного, недалекого человека дошла чья-то непочтительная фраза о царе. Из его рук выпали карты, полетела и разбилась со звоном стоявшая под рукой бутылка. Опять все взгляды присутствовавших как на старшего обратились на меня. Видимо, приходилось нарываться на пьяную дерзость. Выручил Хмыров. „Сядь, Петя, не горячись, карт не бросай и бутылок не бей“, – успокоительно-серьезно обратился он к Алексееву. – Помазанник божий, это, брат, всем известно, что туз козырный, его крыть нечем, понимаешь; с тобой, брат, никто и не спорит, нечем, так нечем“. „Козырный, говоришь?“ – как бы с недоверием, пьяным заплетающимся языком переспросил Алексеев. „Крыть нечем? Вот спасибо, люблю, поддержал товарища“, – и он полез к Хмырову целоваться, опрокидывая скамейки и толкая окружающих»[393].

В.С. Литтауэр вспоминал о времени на отдыхе: «Находясь в резерве, многие напивались исключительно от безделья. Однажды, к примеру, стоя на мосту, я стал свидетелем такой сцены. По течению одна за другой плыли две лодки, в каждой по несколько солдат. В первой лодке, кроме солдат, были офицер, крестьянская девушка и много бутылок. Солдаты с чувством, „со слезой“, пели песню о Стеньке Разине. „Из-за острова на стрежень, на простор речной волны“. Пьяный офицер вообразил себя Стенькой Разиным. Когда певцы дошли до слов „мощным взмахом поднимает он красавицу княжну и за борт ее бросает в набежавшую волну“, офицер встал и выбросил за борт крестьянку. Солдаты из второй лодки вытащили из реки девушку, которую тут же переправили в лодку к офицеру. Пьянка продолжилась. Солдаты пели одну и ту же песню снова и снова. Понятно, что девушку взяли для исполнения роли персидской княжны. К тому моменту, когда я появился на мосту, никто уже не смеялся, когда девушку бросали в воду; вероятно, она уже не раз побывала за бортом»[394].

Летом 1915 г. германское командование надеялось организовать в русской Польше гигантские Канны, окружив основные силы Северо-Западного фронта между Вислой и Западным Бугом. Основной удар наносился немецкими войсками против Северо-Западного фронта. Расчет Ставки на то, что наступательная сила противника будет слабеть одновременно с ростом готовых к бою русских резервов, не оправдался. Резервов катастрофически не хватало, и любой германский прорыв ставил фронт в угрожающее положение. Это приводило к ситуации, в которой отступление одного корпуса автоматически вызывало такую же реакцию у соседей. В первой половине мая 1915 г. южнее Варшавы была проведена газобаллонная атака, жертвами которой стали 9 тыс. русских солдат. На момент начала операции на главном участке прорыва немцы сумели сосредоточить в два раза больше пехоты, в 2,5 – пулеметов, в 4,5 – легкой артиллерии; 160 тяжелых орудий приходилось против четырех русских, кроме того, у немцев было 96 минометов.

Весь май и июнь 1915 г. войска Юго-Западного фронта, огрызаясь, медленно откатывались к государственной границе и дальше. К концу июня линия фронта отодвинулась на 200 и даже больше километров к Ивангороду, Люблину, Холму, Бродам. Были потеряны с большим трудом завоеванные в 1914–1915 гг. Галиция и Карпаты, а также города Радом, Львов и Перемышль. Большие потери понес и русский офицерский корпус: к исходу 1915 г. было выбито свыше 60 % всего офицерского корпуса, в основном кадровых офицеров и офицеров запаса. Июль – август стали месяцами постоянного непрекращающегося отступления, Великого отступления русских войск на всем восточно-европейском театре военных действий. В начале августа почти одновременно были потеряны крепости Новогеоргиевск и Ковно, Гродно, а также знаменитый Осовец, была оставлена тогда небоеспособная и заброшенная крепость Брест-Литовска. Царство Польское было завоевано врагом, русские потеряли Западную Белоруссию и всю Литву. К сентябрю русские войска откатились на отдельных участках на расстояние до 400 км. Линия фронта подошла вплотную к Риге, Молодечно, Барановичам, Пинску, Ровно. Единственный участок, где австро-венгры не сумели добиться существенного успеха, была Буковина, граничащая с Румынией.

Военный цензор в Ставке Верховного главнокомандующего, штабс-капитан М.К. Лемке написал о некоторых подробностях отступления русской армии из Варшавы: «Кстати, о варшавской эпопее. Приведу выдержку из письма санитара резерва санитаров Красного Креста С. Лебедева от 9 июля: 4 октября 1915 г. „В окрестностях Варшавы жгут деревни, фабрики, взрывают мосты. У нас в резерве все казенные вещи погружены в поезд, ждем только приказа отправляться. И между тем в такое тревожное время наши офицеры, и в особенности заведующие,